Хорошо было в небе!

Вереница лебедей тянулась неровной живой стрелой, которая  казалась тонкой и хрупкой. Видно было, что птицы устали, особенно самая маленькая, – звали ее Белогрудой. Напрасно она махала крыльями, тянулась клювом к солнцу, – усталость была сильней. Белогрудая  тормозила стаю. Лебеди оглядывались, некоторые подныривали под нее – подталкивали. Особенно старался самый крупный лебедь с огромными черными глазами, за что его и прозвали Черноглазым. Вожака стаи поведение Белогрудой и Черноглазого раздражало, к тому же в камышах он приметил охотника.
«Хоть бы пронесло», — молился Вожак.
На секунду клин пропал за облаками, а когда появился вновь, — маленькая исчезла. Лебеди сбились в круг. Все заохали, закурлыкали, стали искать. И тут случилось то, чего боялся Вожак. Их заметил охотник.
Ожили одинокие выстрелы.
Птицы испугались, закричали и по команде Вожака просыпались за лес. Успокоились они только в диких зарослях папоротника. Один лебедь спрятался под самым большим листом лопуха, другой — под лапником ели, третий — за муравейником. Лишь Черноглазый не находил себе места: он стоял открыто и вглядывался в небо.
— Переживаешь? – Вожак на всякий случай отошел в тень раскидистого дуба.
Большой отвернулся, прикрыл черные глаза веками.
— Черноглазый, ты чего? Влюбился? В эту малышку? Да она и на лебедя не похожа — натуральная утка. Всю породу портит.
Лебеди засмеялись, закивали, а самая красивая птица выступила вперед. Это была дочь Вожака – Красноклювая.
— Женись на ней, — Вожак показал на дочь. — Разрешаю!
Черноглазый промолчал.
— Кстати, — вдруг вспомнил Вожак, — я забыл спросить. Все остальные живы?
— Я..Я..Я… — пошла перекличка по поляне.
— Хорошо, хорошо, хорошо, кажется все… — соглашался Вожак на каждое «я». — Не слышу Синекрылого. Синекрылый?
Никто не отозвался.
— Жаль, — сказал Вожак, – Ну, что ж, начнем оплакивать? — и он затянул протяжное. — А-а-а…
— Хватит тут крякать, — прервал плач Вожака лебедь с синей полосой поперек правого крыла. Он вышел из-за кустов малины, отряхнул лапки, широко взмахнул крыльями. – Ну, испугался, с кем не бывает? По росе пробежался. Теперь я в порядке, есть охота. Может, за рыбой к озеру слетаем?
— Опасно, — задумался Вожак.
— А Черноглазый не боится, — сказала одна из птиц и показала в небо.
Большой уже был так далеко, что уже не казался большим.
— Да он, кажется, не за рыбой… за Белогрудой…

***

Белогрудая лежала на острове, прямо на солнышке. От усталости и боли в правом крыле все тело охватила непреодолимая слабость. Окруженная водой, она умирала от жажды. Лежала уже давно, но усталость не проходила. Потом к усталости добавилась тоска, страх одиночества.
«И надо же было мне родиться такой хилой и невезучей», — думала Белогрудая. Она прикрыла глаза, незаметно уснула, а когда проснулась, пришло время комаров и ночных сов. Одна из них сидела на старом пне и, вылупив глаза, тихо соображала.
— Ты чего? – наконец-то ухнула сова. — Упала?
— Немного, — попыталась улыбнуться лебедь.
— Вам делать нечего? Падаете тут и падаете. В прошлом году здесь целая стая упала, — птица подошла, присмотрелась к сломанному крылу Белогрудой, — их всех слопал котяра. Он так жутко жевал! Бр-р-р!
— Сова! – раздалось грозное мурлыканье в темноте.
Сова подпрыгнула и моментально перелетела на гнилой пень.
— А, Пантелей Котофеевич! — вещала сама любезность. — Как поживаете, как детки, как хозяйка?
Кот не ответил, осторожно перевернул птицу на спину, тронул раненое крыло. От сильной боли Белогрудая тихо застонала.
— Щас съест, — вздохнула сова. — Безобразный поступок. Я такого не потерплю.
В надежде Белогрудая встрепенулась, боль вновь ожила, скрутила.
Кот сгреб лебедь в охапку, одной лапой прижал к груди, а второй пригрозил сове.
— Будешь сплетничать, я тебя поймаю.
Сова обиделась, отвернулась.
Белогрудая застонала, замерла и смирилась. Никто больше за нее не переживал. Она вспомнила большого черноглазого лебедя, его теплую широкую грудь, веточку мимозы, зажатую в клюве, тихий клекот песни.

***

Утром Белогрудую разбудила старая утка. Она теребила лапой бок раненой и внимательно вглядывалась.

— Живая? — спросила она, заметив открытый глаз.
— Где я?

— Сирое озеро, — Кот выставлял рядом с птицей склянки, заполненные мутной жидкостью.
— Может, не стоит мучить? – посоветовала утка. — Сама помрет.
— Надо попробовать. Да и для медицинской практики полезно. — Кот обмакнул бинт в жидкость и стал протирать рану на крыле.
— Больно! — вскрикнула Белогрудая.
— А кто обещал «не больно»? — улыбнулась утка. — Советую набраться терпения.
Кот долго мыл, бинтовал, поправлял крыло.
— Ну, все, — довольно произнес он. — Но летать ты уже никогда не сможешь.

***

Черноглазый низко парил над землей, всматривался в каждый бугорок, деревце, в каждое движение. Он видел много уток, перелетных птиц, ястребов, сов, кур — много птиц на любой вкус. Но Белогрудой среди них не было. Он даже разыскал домик охотника. Дождавшись, когда человек вместе с собакой уйдут на охоту, он пробрался в покосившуюся избушку, нашел клетку, выпустил на волю двух перепуганных уток.
«Как они похожи на Белогрудую», — провожал он улетающих пленниц.
Боясь, что не заметит меленькую с высоты, лебедь пошел пешком. Он долго кружил по полю, плутал по лесу, заглядывал под лопухи и даже грибы. Он плыл по реке, обшаривал береговые кустарники. Два дня мерз на болоте, вновь брел, пока однажды не вышел на берег озера, где на перевернутой лодке сидела сова.
— О! Еще один! — удивилась она. — Чтоб мне не видать мышей! А скажи мне, пожалуйста, уж не ищешь ли ты маленькую-премаленькую лебедь, тощую, как балерина.
Большой захлопал крыльями, закружил на месте.
— И что за восторг!? — хмуро произнесла сова. — Съели ее.
— Врешь!
— Сло-па-ли! Сама видела, как тебя.
— Кто? — Большой помрачнел, перья стали серыми и какими-то мятыми. — Кто это сделал?
— Пантелей Котофеевич.
— Как его найти?
— Кота, что ли?! — не поверила ушам сова. — Ф-ф-фи… и что ты сделаешь?
Ответа не было. Но лебедь знал одно — кота надо найти, посмотреть в глаза…
— Слушай, дружище, а может, ну его — кота… Найдешь себе другую, смотри, какая шикарная птица небо рассекает.
Красноклювая в небе казалась красивее, чем на земле. Большие белые крылья, тонкая шея. Красавица еще в воздухе приветливо всплеснула крыльями и плавно опустилась рядом с Черноглазым.
— Ну и гадкий же ты. Исчез, никого не предупредил! Я вся извелась! — она ласково прижалась щекой к его клюву.
— Ее больше нет, — пытаясь скрыть слезы, заморгал большой лебедь.
— Бедняжка! Жаль, – Красноклювая расправила крылья. – Но жизнь продолжается, нам надо лететь дальше. Ждем только тебя.
— Я не полечу.
— Глупости, — махнула крылом красавица. — У нас с тобой будут замечательные птенцы.
— Время самый лучший лекарь. Знаешь, когда я однажды влюбилась…
— Нам пора, — перебила воспоминания совы Красноклювая и показала на небо, где на юг уходил родной караван. Ветер старался порвать его, как паутину.
— Я остаюсь.
— Да лети уж! Я обещаю, если найду перышко замухрышки… — сова печально вздохнула, — приберегу для тебя.

***

Прошла долгая зима. Сова сидела на той же перевернутой лодке и пыталась охотиться на мышей. Не получалось. Отвлекала весна. Ничего не скажешь, она радовала душу. Первая капель, подснежники на островках талой земли, небо, наряженное говорливыми праздничными лентами перелетных птиц. Вдруг лента дрогнула, запуталась, рассыпалась, — одна из птиц стала падать на сову. Сова пригнулась, в поисках укрытия расплескалась по сторонам. Самое простое, что она смогла придумать, — это нырнуть под лодку. Потом в просвете появились лапы с коготками и перепонками, следом — красный клюв и черный внимательный глаз.
— Здрасте, — сказал почему-то не клюв, а глаз, или сове это просто показалось.
Сова отползла.
— Вы меня помните? — вновь спросил глаз.
— Н-не…
— Вы мне обещали перо Белогрудой.
— Забодай меня мышь серая, — сова выползла, взобралась на дно лодки. — Нервы ни к черту. Всю зиму за мной гонялся мороз.
— Вы узнали что-нибудь о Белогрудой?
— Забыла. Честное слово, забыла.
— Скажите хоть одно доброе словечко, пусть самое короткое, — Черноглазый смотрел так преданно и жалобно, что сове стало стыдно за свою забывчивость.
— Да я бы рада-радешенька. А вообще, по логике вещей, ты должен был, нет, ты просто обязан был забыть о замухрышке, — и тут сова заметила неизвестно откуда появившуюся красивую лебедь. — Я права?
Красивая кивнула, но промолчала. Но глаза! Глаза ее выдали грусть.
Сова вздохнула. И не понятно было, чьему сердцу тяжелее: то ли большому, то ли красивому.
— Слетайте к коту на Сирое озеро. Может, у него что-нибудь осталось от твоей Белогрудой.

***

Белогрудая взмахнула крыльями и, помогая себе гортанным звуком, побежала по воде. Брызги, прошлогодняя трава, лягушки… все взбаламутилось, расплескалось. Лебеди, утки застыли в ожидании — ну… ну… давай… сильнее… но чуда не произошло. Белогрудая пробежала почти до середины озера, а потом, словно споткнувшись или ударившись о невидимую стену, перевернулась через спину, с головой ушла под воду и долго не появлялась. Старая утка подплыла и внимательно вгляделась в воду.

Белогрудая появилась далеко впереди, перепачканная илом. Избегая сочувствия, она скрылась в кустах ивы и долго там плакала: «Кот был прав, за зиму крыло так и не выправилось».
Под вечер, когда солнце еще светило на небе, ветки куста раздвинулись и пропустили кота.
— Пошли домой.
Изо дня в день он наблюдал, как она упорно тренировала крыло, готовя его к взлету. Неужели не понятно, что природу обмануть нельзя, даже если в тебе полторы тонны мечты и желания.
Старая утка сидела на берегу и разговаривала с другими утками. Она осуждала Белогрудую, говорила долго и красиво, а все жители Сирого озера ее слушали и кивали.
Тут старая утка заметила кота с Белогрудой.
— Нашел свою блаженную?
— Нашел.
— И что тебе здесь не нравится? — уставилась старая утка на Белогрудую. — Живешь как в раю, все тебя жалеют, помогают.
Белогрудая промолчала, поплыла к гнезду. Она свила его посреди озера, в зарослях камыша, и практически оттуда не показывалась. Здесь вспоминала, грустила, мечтала. Маленькая еще не знала, что именно в этот момент Большой и красавица нашли кота и теперь терзали его вопросами.
— До вас было хорошо! — кот, обернув лапы хвостом, смотрел, как старая утка пытается выйти на берег. Очередной шаг для нее оказался самым неудачным. Поскользнувшись на весенней слякоти, она упала на грудь и покатилась вниз.
— По-по-мо-мо-ги-ги-те-те, — пытаясь удержаться, утка раскинула крылья, поджала лапы. Стало гораздо хуже. Грязь поднялась фонтаном и накрыла утку с головой.
Кот сдержал смех, а потом добавил:
— До вас здесь пахло весной, а теперь — проблемами.
— Вы хотя бы скажите, она жива? — Черноглазый боялся ответа.
— Конечно! — кот показал на утку, которая именно в этот момент вверх лапами бултыхнулась в воду. — Вон развлекается.
Черноглазый обернулся, вздрогнул от вида бедняжки. «Как она исхудала! Ее и не узнать». Он подбежал к утке и стал помогать ей выбраться на берег. Он даже попытался ее обнять, а она шарахнулась и с криками «по-по-мо-мо-ги-ги-те-те!» кинулась бежать. Лебедь, окликая ее по имени, бросился догонять, а она заметалась, раскричалась на весь берег. Ее истерику тут же подхватили все обитатели озера. Батюшки, какой же поднялся галдеж!
— Она тебя не помнит, — Красноклювая даже не скрывала радости.
Он уже понял.
Чтобы Красноклювая не заметила его слез, он взмахнул крыльями и полетел прочь. Крылья его стали жесткими, движения резкими. Он не видел, куда летел. Не успел лебедь опомниться, как резкая боль обожгла левое крыло. И сразу возник сноп искр, потом разом все померкло.
Он упал в воду недалеко от гнезда Белогрудой. Она узнала его белые перья, длинную шею, клюв. Он лежал на воде как-то неестественно полубоком, вытянув над водой правую лапу. Белогрудая испугалась: закружила вокруг Черноглазого, закричала. Она требовала внимания, а он не реагировал. Она закричала громче, да так, что сама испугалась.
Подплыл кот, Красноклювая и другие птицы. Кот схватил Черноглазого в охапку и положил в гнездо Белогрудой. Все увидели черное опаленное крыло.
Обследовав крыло, кот вынес вердикт:
— Не повезло. Попал под высоковольтку. Странно. Ударило — там, а упал здесь. Мощно швырнуло. Наповал.
— Жаль, — сказала Красноклювая и умчалась в небо. Ее догнал Синекрылый.

Белогрудая обняла Черноглазого, прижала к груди. Она так горько плакала, что не видела, как все ушли, как наступила ночь, а потом пришло утро. Она кинулась разыскивать знахарок. Те долго и путанно лечили, каждый по-разному. Даже сова принесла какой-то молодильный корень. Знахарки ругались, кот их выгонял, потом вновь к ним обращался. Но все были едины в одном: Черноглазый — безнадежный случай. Только Белогрудая верила, прижимала его разгоряченное тело к груди и уговаривала жить. И, похоже, однажды он ее услышал. Он открыл глаза и увидел ее – уставшую, исхудавшую, но такую любимую.

***

Рано утром, когда дул настоящий весенний ветер, старая утка приблизилась к сове и попросила о помощи.

— И что на этот раз, неугомонная ты наша? – спросила сова.
И тут утка сказала довольно странную вещь:
— Прокати меня на лодке по озеру.
— Сама чего? Разучилась плавать?
— Сова, наступает самый важный момент в моей жизни. Ты не можешь мне отказать.
— Что за момент?
— Я умираю.
— Я умираю, — передразнила сова утку, но лодку перевернула и села на весла. — Давай запрыгивай. Могла бы придумать что-то более оригинальное.
Сова гребла, а за лодкой уже скопились утки, лягушки, пиявки. Утка говорила всем красивые, добрые слова.
Подплыли Черноглазый с Белогрудой.
— О! — заметив Черноглазого, произнесла сова. – И вы здесь. А мы тут развлекаемся, прощаемся с природой, со всеми жителями. – Сова ударила веслом по воде, обрызгала утку. Та не обиделась, обратилась к Черноглазому и Белогрудой.
— Улетайте отсюда.
— Как? — Черноглазый показал свое оплавленное крыло.
— Вам повезло, — улыбнулась утка. — Ваша любовь поможет совершить чудо. Я своего чуда так и не дождалась. Улетайте. Вместе улетайте. Сделайте приятное старой утке.
— Летите! Летите! – зашумели все вокруг.
Черноглазый и Белогрудая, прижавшись друг к другу боками, поплыли, потом побежали, захлопали здоровыми крыльями: каждый своим, Черноглазый — правым, Белогрудая — левым.
И у них получилось!
— Они летят?! — сова закрутила головой так, что затрещали косточки на шее. Но птица от удивления не заметила это, также не заметила, что старая утка смотрит в небо каким-то пустым и неживым взглядом. Она уже не увидела этот чудесный полет влюбленной пары, у которой на два тела было всего два крыла.